Електрическо колело метро, Метро () — отзывы и рецензии — Кинопоиск
Четыреста лет назад здесь был крепостной ров. Такси» гораздо дешевле и удобнее обычных диспетчерских, которые раньше принимали заказы по телефону. Там и жизнь.
Года 3 назад повредил колено, разорвал мениск, что вызвало блокировку сустава. Обращался к каким только можно врачам, чтобы оценили мое состояние и дали хоть какие-то прогнозы.
Практически все доктора рекомендовали мне его удаление, но один врач предложил сшить поврежденный мениск, чтобы его сохранить и минимизировать последствия в будущем. Конечно я выбрал последний вариант. О препарате мне также рассказал врач. Первые две инъекции мне сделали спустя месяц после операции. Тогда я еще передвигался на костылях, сустав был зафиксирован ортезом.
Сейчас уже десять месяцев никаких болей, почти полная свобода движений. Почти вернулся к прежней жизни, без травмы. Менеджер сориентировал по цене, уведомил о цене за доставку, которая оказалась выше чем на сайте с его слов, сайт не обновили , но успокоил и при подтверждении заказа сумма за доставку была названная мной в соответсвии с сайтом, до исправления.
Я довольна, мои интересы учтены. Заказ пришел в озвученный срок на след день вроде. На рюкзаке детском лямка оторвана была. В пункте выдачи сотрудница отказалась сразу обратно деньги вернуть. Директор магазина, прочитав мой излишне гневный отзыв, перезвонил мне. Очень вежливо и деликатно решил проблему.
Я осталась довольна решением! Проблема в неграмотном сотруднике в пункте выдачи. Категория Медицинские товары и услуги Магазины медтехники Интернет-магазины медтехники Магазины медтехники, ортопедические салоны Магазины медицинского оборудования и мебели. Больницы, поликлиники Больницы частные и государственные Вытрезвители Диспансеры Медицинские лаборатории Поликлиники частные и государственные Профилактории, санатории Психиатрические больницы Станции переливания крови Центры вакцинации Врачебные амбулатории.
Детские больницы Детские поликлиники. Женские консультации Курсы для будущих мам Молочные кухни Роддома. Клиники эстетической медицины и пластической хирургии Консультативно-диагностические центры Оздоровительные центры Онкологические центры Реабилитационные центры Центры снижения веса, лечения зависимостей Медицинские центры Центры коррекции зрения.
Стоматологии Круглосуточные стоматологии Детские стоматологии. Телефоны бесплатной психологической помощи Центры платной психологической помощи. Выбранные фильтры. Сбросить Показать. Сортировать по: отзывам рейтингу. Показать компании на карте. Москва, пер. Большой Тишинский, 43, 20, Москва. Большой Тишинский, д. Отзыв о компании:. Прочитать все отзывы. Средняя оценка на основании 2 отзывов Рейтинг компании на основании суммы оценок в отзывах.
Настасьинский, 8, 2, Москва. Sleep7, Интернет-магазин подушек. Настасьинский, д. Средняя оценка на основании 15 отзывов Рейтинг компании на основании суммы оценок в отзывах. Порядковый, 21 Офис магазина не является торговой точкой, Москва.
Порядковый, д. Средняя оценка на основании 34 отзывов Рейтинг компании на основании суммы оценок в отзывах. Москва, ул. Пресненский, 6 Возле метро «Краснопресненская» и «Улица года», Москва. Средняя оценка на основании 1 отзыва Рейтинг компании на основании суммы оценок в отзывах.
Большой Тишинский, 38, Москва. Я вот тебя со своим другом познакомлю, — обещал Сухой. Рядом послышался знакомый глухой голос, и Артем покрылся испариной — вспомнился привидевшийся кошмар.
Наконец в палатку протиснул свой корпус и гость. Артем вздрогнул и вжался в стенку палатки: это был Хантер. Весь кошмар заново пронесся перед глазами Артема: пустые темные глаза, гроход тяжелых сапог за спиной, окоченевший труп у костра… — Да. Познакомились уже, — выдавил Артем, нехотя протягивая руку гостю.
Рука его оказалась горячей и сухой, и Артем потихоньку начал убеждать себя, что это был просто сон, и ничего плохого в этом человеке нет, просто воображение, распаленное страхами за восемь часов в кордоне, рисовало все эти ужасы… — Слушай, Артем! Сделай нам доброе дело! Вскипяти водички для чаю! Пробовал наш чай? Ух, ядреное зелье! Хороший чай.
На Кантемировской тоже вот чай делают. Пойло пойлом. А у вас — совсем другое дело. Хороший чай, — повторил Хантер, кивая. Артем пошел за водой к общему костру — чайник кипятить в палатках огонь разводить строго воспрещалось — так выгорело уже несколько станций и по дороге думал, что Кантемировская — это же совсем другой конец метро, до туда черт знает сколько идти, и столько пересадок, переходов, через столько станций пробраться както надо, где-то обманом, где-то с боем, где-то благодаря связям… А этот так небрежно говорит: «На Кантемировской тоже вот…».
Да, что и говорить, интересный персонаж, хотя и страшноват… А ручища какая — как тисками давит, а ведь Артем тоже не слабак, и не прочь при случае померяться силой при рукопожатии — кто кого пережмет. Вскипятив чайник, он вернулся в палатку. Хантер уже скинул свой плащ, и под ним обнаружилась черная водолазка с горлом, плотно обтягивающая мощную шею и бугристое могучее тело, заправленная в перетянутые офицерским ремнем военные штаны с множеством карманов. Под мышкой, в наплечной кобуре свисал вороненый пистолет чудовищных размеров.
Только тщательно приглядевшись, Артем понял, что это — ТТ, с привинченным к нему длинным глушителем, и еще с каким-то приспособлением сверху, по всей видимости, лазерным прицелом. Стоить такой монстр должен был целое состояние. И ведь оружие, сразу подметил Артем, непростое, не для самообороны, это уж.
И тут вспомнилось ему, что когда Хантер представлялся ему, он к своему имени добавил: «Охотник». Да садись ты, садись! Ничего интересного. Вот у вас, я слышал, странные вещи творятся. Нежить какая-то лезет. С севера. Послушал сегодня баек, пока в дозоре стояли. Что это, Чингачгук?
Это наша смерть будущая ползет. Судьба наша подползает. Вот что это такое, — внезапно помрачнев, ответил Сухой. Я слышал, вы очень их хорошо давите.
Они же безоружные. Но что это? Откуда и кто они? Я никогда не слышал о таком на других станциях, Чингачгук. А это значит — такого больше нигде нет. Я хочу знать, что это. Я чую очень большую опасность. Я хочу знать степень опасности. Я хочу знать ее природу. Поэтому я здесь. Теперь ты догадываешься, почему я здесь, зачем я пришел? Ковбой… Но может ли опасность быть ликвидирована — вот в чем вопрос, — грустно усмехнулся Сухой.
Тут все сложнее, чем тебе кажется. Намного сложнее. Это не просто зомби, мертвяки ходячие, из кино — ты ведь помнишь кино, Хантер, там все было просто — заряжаешь серебряными пулями рЭвольвЭр, — упирая на «Э», иронично продолжал он, — Бах-бах — и силы зла повержены… Но тут что-то другое… Что-то страшное… А ведь меня трудно напугать, Хантер, и ты сам это знаешь… — Ты паникуешь?
Люди еле выдерживают на своих позициях. Люди лежат с оружием, с автоматами, с пулеметами, на них идут безоружные — и эти люди, зная, что за ними и качественное и количественное превосходство, чуть не бегут, с ума сходят от ужаса — и некоторые уже сошли, по секрету тебе скажу. И это не просто страх,. Это… Не знаю даже как и объяснитьто тебе толком… Это они нагнетают, и с каждым разом все сильнее… Как-то они на голову действуют… И мне кажется — сознательно. И издалека их уже чувствовать начинаешь — через уши, через ноздри — все сильнее ощущаешь их присутствие — и ощущение это все нарастает, гнусное такое беспокойство, что ли, и поджилки трястись начинают — а еще и не слышно ничего, и не видно, но ты уже знаешь, что они гдето близко, идут… Идут… И тут этот вой их раздается — просто хоть беги… А подойдут поближе — трясти начинает… И долго видится еще потом, как они с открытыми глазами на прожектор идут… Артем вздрогнул.
Оказывается, кошмары мучали не только его. Раньше он на эту тему старался ни с кем не говорить — боялся, что сочтут его за труса или за ненормального, параноика. И пойми! Он замолчал. Хантер сидел неподвижно, внимательно изучая его глазами и, очевидно, обдумывая услышанное. Потом он отхлебнул горячей настойки и проговорил медленно и тихо: — Это угроза всему, Сухой.
Всему этому загаженному метро, а не только вашей станции. Сухой молчал, словно борясь с собой и не желая отвечать, но тут его словно прорвало: — Всему метро, говоришь?
Да нет, не только метро… Всему нашему прогрессивному человечеству, которое доигралось-таки с прогрессом. Пора платить!
Борьба видов, Охотник. Борьба видов. И эти черные — не нечисть, Охотник, и никакие это не упыри. Это — хомо новус. Следующая ступень эволюции.
Лучше нас приспособленная к окружающей среде. Будущее за ними, Охотник! Может, сапиенсы еще и погниют пару десятков, да даже и с полсотни лет в этих чертовых норах, которые они сами для себя нарыли, еще когда их было слишком много, и все одновременно не умещались сверху, так что тех, кто победнее, приходилось днем запихивать под землю… Станем бледными, чахлыми, как уэллсовские морлоки — помнишь, из «Машины Времени», в будущем, жили у них под землей такие твари?
Тоже когда-то были сапиенсами… Да, мы оптимистичны, мы не хотим подыхать! Мы будем на собственном дерьме растить. Мир больше не принадлежит нам, Охотник… Мир больше не принадлежит нам.
Сухой замолчал, глядя, как медленно поднимается от чашки с чаем и тает в сумраке палатки пар. Хантер ничего не отвечал, и Артем вдруг подумал, что никогда он еще не слышал такого от своего отчима… Ничего не осталось от его обычной уверенности в том, что все обязательно будет хорошо, от его «Не дрейфь, прорвемся!
Молчишь… Давай, ну давай же, спорь! Спорь, Охотник! Где твои доводы? Где этот твой оптимизм? В последний раз, когда мы с тобой разговаривали, ты мне еще утверждал, что уровень радиации спадет, и люди еще вернутся на поверхность.
Эх, Охотник… «Встанет солнце над лесом, только не для меня…», — издевательски пропел Сухой. Не хочется верить, не хочется, но где-то в глубине ты знаешь, что это так и есть… А ведь нам нравится это дело, Охотник, не правда ли?
Мы с тобой очень любим жить! Мы с тобой будем ползать по вонючим подземельям, спать в обнимку с крысами… Но мы выживем! Проснись, Охотник! Никто не напишет про тебя книжку «Повесть о настоящем Человеке», никто не воспоет твою волю к жизни, твой гипертрофированный инстинкт самосохранения… Сколько ты продержишься на грибах, мультивитаминах и свинине? Сдавайся, сапиенс! Ты больше не царь природы! Тебя свергли!
Природа больше не хочет тебя… О нет, ты не должен подохнуть сразу же, никто не настаивает… Поползай еще в. Эволюция, законы которой ты постиг, уже совершила свой новый виток, и ты больше не последняя ступень, не венец творенья… Ты — динозавр. Надо уступить место новым, более совершенным видам. Не надо быть эгоистом. Игра окончена и надо дать поиграть другим. Твое время прошло.
Ты — вымер. И пусть грядущие цивилизации ломают свои головы над тем, отчего же вымерли сапиенсы… Хотя это вряд ли кого-нибудь заинтересует… Хантер, во время последнего монолога внимательно изучавший свои ногти, поднял наконец на Сухого глаза и тяжело произнес: — Да, Чингачгук, сильно ты сдал с тех пор, как я тебя в последний раз видел.
Ведь я помню, что и ты говорил мне, что если сохраним культуру, если не скиснем, по-русски говорить если не разучимся, если детей своих читать и писать научим, то ничего, то может и под землей протянем… Ты мне говорил это, или не ты, Чингачгук?
Ты… И вот — сдавайся, сапиенс… Что же ты? Понял то, что ты еще, может, поймешь, а может, и не поймешь никогда. Понял я, что мы — динозавры, и доживаем последние свои дни… Пусть и займет это десять, пусть даже сто лет, но все равно… — Сопротивление бесполезно, Чингачгук?
Сопротивление бесполезно, да? Сухой молчал, опустив глаза.
Очевидно, многого стоило ему, никогда не признававшемуся в своей слабости никому, сколько Артем себя помнил, сказать такое, сказать такое старому товарищу, да еще при Артеме. Больно ему было выбросить белый флаг… — А вот нет! Не дождешься! Новые виды, говоришь? Неотвратимое вымирание? Я не через такое прошел.
Я этого не боюсь. Я руки вверх не подниму. Инстикт самосохранения? Назови это так. Назови это как хочешь! Да, я и зубами за жизнь цепляться буду.
Я имел твою эволюцию. Я не скотина, которую ведут на убой. Выкини белый флаг, Чингачгук, и иди к этим своим более совершенным и более приспособленным, уступи им свое место в истории. Но не смей тянуть меня с собой. Если ты чувствуешь, что ты отвоевался, дезертируй, и я не осужу тебя.
Но не пытайся меня напугать. Не пытайся тащить меня за собой на скотобойню. Зачем ты читаешь мне проповеди? Если ты не будешь один, если ты сдашься в коллективе, тебе не будет так одиноко? Или противник обещает миску горячей каши за каждого приведенного в плен? Моя борьба безнадежна? Говоришь, мы на краю пропасти?
Я плюю в твою пропасть. Если ты думаешь, что твое место — на дне, набери побольше воздуха и — вперед. А мне с тобой не по пути. И если Человек Разумный, рафинированный и цивилизованный сапиенс выбирает капитуляцию, то я откажусь от этого почетного титула и стану лучше зверем, и буду, как зверь, с безмозглым упорством цепляться за жизнь, и грызть глотки другим, чтобы выжить.
И я выживу. Он сел обратно и тихим голосом попросил у Артема плеснуть ему еще немного чая. Сухой встал сам и пошел доливать и греть чайник, мрачный и молчаливый. Артем остался в палатке наедине с Хантером. Последние его слова, это его звенящее презрение, его злая уверенность, что он выживет, зажгли Артема.
Он долго не решался заговорить первым. И тогда Хантер обратился к нему сам: — Ну а ты что думаешь, пацан? Говори, не стесняйся… Тоже хочешь, как растение? Как динозавр его? Сидеть на вещах, и ждать, пока за тобой придут? Знаешь притчу про лягушку в молоке? Как попали две лягушки в крынки с молоком. Одна — рационально мыслящая — вовремя поняла, что сопротивление бесполезно и что судьбу не обмануть. А там вдруг еще загробная жизнь есть — так к чему излишне напрягаться и напрасно тешить себя пустыми надеждами?
Сложила свои лапки и пошла ко дну. А вторая — дура, наверное, была, или атеистка. И давай барахтаться. Казалось бы — чего ей барахтаться, если все предопределено? Барахталась она, барахталась… Пока молоко в масло не превратилось.
И вылезла. Почтим память ее товарки, безвременно погибшей во имя прогресса философии и рационального мышления. Ты знаешь уже, кто я такой. Я — Охотник. Чем вы занимаетесь? Он состоит из миллионов крошечных клеток — одни передают электрические сигналы, другие хранят информацию, третьи всасывают питательные вещества, четвертые переносят кислород… Но все бы они, даже самые важные из них, погибли бы меньше, чем за день, погиб бы весь организм, если бы не было еще одних клеток.
Ответственных за иммунитет. Их имя — макрофаги. Они работают методично и размеренно, как метроном. Когда зараза проникает в организм, они находят ее, выслеживают, где бы она не пряталась, достают ее — и… — он сделал рукой жест, словно сворачивал кому-то шею и издал неприятный хрустящий звук, — ликвидируют. Сложный организм, состоящий из сорока тысяч клеток.
Я — макрофаг. Это моя профессия. Любая опасность, достаточно серьезная, чтобы угрожать всему организму, должна быть ликвидирована. Это моя работа. Я — охотник. Вернулся наконец Сухой с чайником, и, наливая кипящий отвар в кружки, очевидно собравшись за время своего отсутсвия с мыслями, обратился к Хантеру: — Ну и что же ты собираешься предпринять для ликвидации источника опасности, ковбой?
Отправиться на охоту и перестрелять всех черных? Едва ли у тебя что-либо выйдет. Нечего делать, Хантер. Один последний выход. Взорвать ваш северный туннель к чертям.
Завалить полностью. И отсечь твой новый вид. Пусть себе размножаются сверху. И не трогают нас, кротов. Подземелье — это теперь наша среда обитания. И кто к нам с мечом… — Я тебе кое-что интересное расскажу, ковбой. Об этом мало кто. У нас уже взорван один туннель. Так вот, над нами — над северными туннелями — проходят потоки грунтовых вод.
И уже когда взрывали вторую северную линию, нас чуть не затопило. Чуть посильнее бы заряд — и прощай родное ВДНХ. Так вот… Если мы теперь рванем оставшийся северный туннель, нас не просто затопит. Нас смоет, ковбой. Смоет радиоактивной жижей. И тут настанет хана не только нам. И вот в чем кроется подлинная опасность для метро.
Если ты вступишь в межвидовую борьбу сейчас и таким способом, наш вид проиграет. Еще как… А ведь поверить трудно — какое-то время назад мы о них даже ничего не знали… А теперь вот — главная угроза.
И верь мне, близок тот день, когда нас просто сметут, со всеми нашими укреплениями, прожекторами и пулеметами. Ведь невозможно поднять все метро на защиту одной никчемной станции… Да, у нас делают очень неплохой чай, но вряд ли кто-либо согласится рисковать своей жизнью даже из-за такого замечательного чая, как наш… В конце-концов, всегда есть конкуренты с Кантемировской… Еще шах!
Мат тебе, Охотник! И мне мат. Всем нам в ближайшем времени — полный мат, если вы понимаете, что я имею ввиду, — криво улыбнулся он.
Они посидели еще, разговаривая обо всякой всячине, часто звучали незнакомые Артему имена, отрывки когда-то недосказанных или недослушанных историй.
Время от времени вдруг вспыхивали вновь какие-то старые споры, в которых Артем мало что понимал, и которые, очевидно, продолжались годами, притухая на время расставания друзей и вновь вспыхивая при встрече, готовясь к которой каждый из них, наверное, заранее готовил новые доводы.
Наконец Хантер встал, и, заявив, что ему пора спать, потому что он, в отличие от Артема, после дозора так и оставался на ногах, попрощался с Сухим, и вдруг, перед выходом, обернулся к Артему и шепнул ему: «Выйди на минутку» Артем тут же вскочил и вышел вслед за ним, не обращая внимания.
Хантер ждал его снаружи, застегивая наглухо свой длинный плащ и поднимая ворот. Артем нерешительно двинулся вслед за ним, пытаясь отгадать, о чем такой человек хочет поговорить с ним, с мальчишкой, который пока что не сделал решительно ничего значительного и даже просто полезного для других.
Ну, если народ ценит, — усмехнулся Хантер, — значит, нечего слушать пораженцев. Трясется твой отчим, вот что. А ведь он действительно храбрый человек… Во всяком случае, был таким. Что-то у вас страшное творится, Артем. Что-то такое, чего так нельзя оставить. Прав твой отчим — это не просто нежить, как на десятках других станций, не просто вандалы, не выродки.
Тут что-то новое. Что-то зловещее. От этого нового веет холодом. Могилой веет. И за вторые сутки на вашей станции я уже начинаю проникаться этим вашим страхом.
И чем больше ты знаешь о них, чем больше ты их изучаешь, чем больше их видишь, тем сильнее страх, я так понимаю. Ты, например, их пока что не очень много видел, так? До сих пор кошмары мучают. Вот сегодня, например. А ведь сколько времени уже с того раза прошло! И у тебя тоже? Не он это.
Не он так считает. Это они за него думают и они же за него говорят. Сдавайтесь, говорят, сопротивление бесполезно. А он у них рупором. И сам того, наверное, не понимает… Действительно, наверное, настраиваются, сволочи, и на психику давят.. Вот дьявольщина! Скажи, Артем, — обратился он напрямую, по имени, и это свидетельствовало о важности того, что он намеревался сказать.
Что-нибудь такое, что никому со станции ты бы не сказал, а постороннему человеку открыть сможешь? Давай меняться. Нужно мне с кем-то своим секретом поделиться, но я хочу быть уверенным, что его не выболтают. Поэтому давай ты мне свой — и не чепуху какую-нибудь про девчонок своих, а что-нибудь серьезное, что не должен больше никто услышать. И я тебе скажу кое-что. Это для меня важно. Очень важно, понимаешь? Артем колебался. Любопытство, конечно, разбирало, но боязно было свой секрет, тот самый, раскрыть этому человеку, который был не только Личностью с большой буквы, интересным собеседником и человеком с полной приключений жизнью, но, судя по всему, и хладнокровным убийцей, без малейших колебаний устранявшим любые помехи на своем пути и выполнявшим свою работу методично и без лишних эмоций.
Можно ли довериться такому человеку? Хантер ободряюще взглянул ему в глаза: — Не бойся. Меня ты можешь не бояться. Гарантирую неприкосновенность! Они подошли к гостевой палатке, на эту ночь отданную Хантеру в полное распоряжение, но остались снаружи. Артем подумал в последний раз, и все же решился. Он набрал побольше воздуха и затем поспешно, на одном дыхании, выложил всю историю про поход на Ботанический Сад. Когда он остановился, Хантер некоторое время молчал, переваривая услышанное.
Затем он хриплым голосом медленно протянул: — Вообще говоря, тебя и твоих друзей за это следует ликвидировать, из воспитательных соображений.
Но я по глупости гарантировал тебе неприкосновенность. На твоих друзей, она, впрочем,. Говорить он был не в состоянии, и потому молча ждал продолжения обвинительной речи. Но его не последовало. Живи, — и, чтобы поскорее вывести Артема из состояния прострации, Хантер еще раз, на этот раз ободряюще, подмигнул ему.
Учти, что от твоих соседей по станции пощады тебе не будет. Так что ты передал добровольно в мои руки мощное оружие против себя самого. А теперь послушай мой секрет… И пока Артем раскаивался в своей болтливости и недальновидности, он продолжил: — Я на эту станцию через весь метрополитен не зря шел.
Я от своего не отступаюсь. Опасность должна быть устранена, как ты уже, наверное, сегодня не раз слышал. И она будет устранена любой ценой.
Я сделаю это. Твой отчим боится этого. Он медленно превращается в их орудие, как я понимаю. Он и сам сопротивляется все неохотнее, и меня пытается разубедить. Если история с грунтовыми водами — это правда, тогда вариант со взрывом туннеля, конечно, отменяется. Но твой рассказ мне кое-что прояснил. Если они впервые начали пробираться сюда после вашего похода, то они идут с Ботанического Сада.
Что-то там не то, должно быть, выращивали, в этом Ботаническом Саду, если там такое зародилось… Да… Так вот. И значит, их можно блокировать там, ближе к поверхности. Без угрозы высвободить грунтовые воды. Но черт знает, что происходит за вашим трехсотым метром. Там ваша власть заканчивается. Начинается власть тьмы… Самая распространенная форма правления на территории Московского Метрополитена. Я пойду туда. Об этом не должен знать никто. Сухому скажешь, что я расспрашивал тебя об обстановке на станции, и это будет правдой.
Да тебе, пожалуй, и не придется ничего объяснять, если все будет хорошо, если я вернусь, я сам все объясню кому надо. Но может случиться так, — прервался он на секунду, внимательно посмотрев Артему в глаза, — что я не вернусь. Будет взрыв или нет, если я не вернусь до завтрашнего утра, кто-то должен передать, что со мной случилось, и рассказать, что за дьявольщина творится в ваших северных туннелях, моим товарищам.
Всех своих. И я чувствую, я почти вижу, как маленький червячок сомнения и ужаса гложет мозг у всех тех, кто часто подвергается их воздействию. Я не могу положиться на людей с червивыми мозгами. Мне нужен здоровый человек, чей рассудок еще не штурмовали эти упыри. Мне нужен ты. Но чем я могу вам помочь? Если я не вернусь, ты должен будешь любой ценой… Любой ценой, слышишь?! Ему ты расскажешь всю историю. И вот еще… Я тебе дам сейчас одну вещь, передай ему ее, чтобы он поверил, что это действительно от меня.
Зайди на секунду! Молния на нем была расстегнута, и в свете фонаря Артем разглядел мрачно отсвечивающий в недрах баула ствол какого-то солидного оружия, по всей видимости, армейского ручного пулемета в разобранном состоянии. И прежде чем Хантер закрыл содержимое от посторонних глаз, Артем успел заметить тускло-черные пулеметные диски, плотно уложенные рядом по одну сторону от оружия, и небольшие зеленые противопехотные гранаты — по другую.
Не делая никаких комментариев по поводу этого арсенала, Хантер открыл боковой карман баула, и извлек оттуда маленькую металлическую капсулу, изготовленную из автоматной гильзы, и с завинченной крышкой с той стороны, где должна была находиться пуля. Не жди меня больше двух дней. И не бойся. Ты везде встретишь людей, которые помогут тебе. Сделай это! Сделай это обязательно! Ты знаешь, что от тебя зависит!
Мне не нужно тебе это еще раз объяснять, ведь так? Пожелай мне удачи и проваливай… Мне нужно еще отоспаться. Артем еле выдавил из себя пожелание, пожал могучую лапу Хантера в последний раз и побрел к своей палатке, сутулясь под тяжестью возложенной на него миссии.
Артем, конечно, думал, что допроса с пристрастием по приходу домой ему не миновать, и наверняка отчим будет трясти его, допытываясь, о чем они с Хантером разговаривали. Но, вопреки его ожиданиям, отчим вовсе не ждал его с дыбой и испанскими сапогами наготове, а мирно посапывал — до этого ему не удавалось выспаться больше суток.
Из-за ночных дежурств и дневного сна Артему теперь предстояло отрабатывать на чайной фабрике опять в ночную смену. За десятилетия жизни под землей, во тьме, в мутно-красном свете, истинное понятие дня и ночи постепенно стиралось. По ночам освещение станции несколько ослабевало, как это делалось когда-то в поездах дальнего следования, чтобы люди могли выспаться, но никогда, кроме аварийных ситуаций, не гасло совсем.
Как ни обострялось за годы прожитые во тьме человеческое зрение, оно все же не могло сравняться со зрением созданий, населявших туннели и заброшенные переходы. Разделение на «день» и «ночь» происходило скорее по привычке, чем по необходимости. Точное время обитатели станции узнавали и уточняли по двум станционным часам, установленными над входом в туннели с противоположных сторон. Часы эти по важности чуть не приравнивались к таким стратегически важным объектам, как оружейный склад, фильтры для воды или электрогенератор, за ними всегда наблюдали, малейшие сбои немедленно исправлялись, а любые, не только диверсионные, а даже просто хулиганские попытки сбить их карались самым суровым образом, вплоть до изгнания со станции.
На станции был свой жесткий уголовный кодекс, по которому администрация станции судила преступников скорым трибуналом, учитывая постоянное чрезвычайное положение, по всей видимости теперь установленное навечно. Диверсии против стратегических объектов влекли за собой высшую меру, за курение и разведение огня на перроне вне специально отведенного для этих целей места общей «кухни», находившейся с края перрона, у лестниц, ведущих к новому выходу со станции , за неаккуратное обращение с огнестрельным оружием и взрывчатыми веществами на станции полагалось.
Эти драконовские меры объяснялись тем, что уже несколько станций просто сгорело дотла. Огонь мгновенно распространялся по палаточным городкам, пожирая всех без разбора, и безумные, переполненные болью крики еще долгие месяцы после катастрофы эхом отдавались в ушах жителей соседних станций, а обуглившиеся тела, склеенные вместе расплавленной резиной и брезентом, скалили зубы, потрескавшиеся в немыслимом жаре пламени, в свете фонарей перепуганных проходящих мимо коммерсантов и случайно забредших в этот ад путешественников.
Во избежание повторения их мрачной участи большинство станций внесло неосторожное обращение с огнем в разряд тяжких уголовных преступлений. Изгнанием карались еще и кражи, саботаж и злостное уклонение от трудовой деятельности. Впрочем, учитывая, что почти все время все были у всех на виду, да и то, что на станции жило всего двести с чем-то человек, такие преступления, да и преступления вообще, совершались довольно редко, и в-основном чужаками.
Работа на станции была обязательной, и все, от мала до велика, должны были отработать свою ежедневную норму. Свиноферма, грибные плантации, чайная фабрика, мясокомбинат, пожарная и инженерная службы, оружейный цех — каждый житель работал в одном, а то и в двух местах. Мужчины к тому же были обязаны нести раз в двое суток боевое дежурство в одном из туннелей, а во времена конфликтов или появления из глубин метро какой-то новой опасности дозоры трех- и четырехкратно усилялись, и на путях постоянно стоял готовый к бою резерв.
Так четко жизнь была отлажена на очень немногих станциях, и добрая слава, которая закрепилась за ВДНХ, привлекала множество желающих обосноваться на ней. Однако чужаков на поселение принимали мало и неохотно. До ночной смены на чайной фабрике оставалось еще несколько часов, и Артем, не зная куда себя деть, поплелся к своему лучшему другу, Женьке, тому самому, с которым они в свое время предприняли головокружительное путешествие на поверхность.
Женька был его ровесником, но жил, в отличие от Артема, со своей. Таких случаев, когда спастись удалось целой семье, были единицы, и Артем втайне завидовал своему другу.
Он, конечно, очень любил своего отчима, и уважал его даже теперь, после того, как у того сдали нервы, но при этом прекрасно понимал, что Сухой ему не отец, да и вообще не родня, и никогда не называл его папой. А Сухой, вначале сам попросивший Артема называть его дядей Сашей, со временем раскаялся в этом.
Годы его шли, и он, старый волк туннелей, так и не успел обзавестись настоящей семьей, и не было у него даже той женщины, которая ждала бы его из походов.
У него щемило сердце при виде матерей с маленькими детьми, и он мечтал о том, что настанет и в его жизни тот день, когда не надо больше будет в очередной раз уходить в темноту, исчезая из жизни станции на долгие дни и недели, а может и навсегда. И тогда, он надеялся, найдется женщина, готовая стать только его, и родятся дети, которые, когда научатся говорить, станут называть его не дядей Сашей, а отцом.
Старость и немощность подступали все ближе, времени оставалось меньше и меньше, и надо, наверное, было спешить, но все что-то никак не удавалось вырваться, задание наваливалось за заданием, и не было пока еще никого, кому можно было бы передать часть своей работы, кому можно было бы доверить свои связи, открыть свои профессиональные секреты, чтобы самому заняться наконец какой-нибудь непыльной работой на станции.
Он уже давненько подумывал о занятии поспокойнее, и даже знал, что может вполне рассчитывать на руководящую должность на станции, благодаря своему авторитету, блестящему послужному списку и дружеским отношениям с администрацией.
Но пока достойной замены ему не было видно даже на горизонте, и, теша себя мыслями о счастливом завтра, он жил ото дня ко дню, все откладывая свое окончательное возвращение и орошая потом и кровью гранит чужих станций и бетон дальних туннелей. Артем знал, что отчим, несмотря на свою почти отеческую к нему любовь, не думает о нем, как о продолжателе своего дела, и, по большому счету, считает его балбесом, причем, по его мнению, совершенно незаслуженно.
В дальние походы он Артема не брал, несмотря на то, что Артем все взрослел и уже нельзя было отговориться тем, что он еще маленький или напугать его тем, что зомби утащат или крысы съедят. Авторы рекомендовали властям принять меры, чтобы не допустить дальнейшего увеличения на дорогах количества автомобилей с пустым салоном и одним водителем за рулём.
Июньское исследование в Сан-Франциско выявило, что в типичный рабочий день сервисы онлайн-такси совершают около поездок. Это примерно в 12 раз больше, чем обычные таксомоторы — причём эти поездки сконцентрированы в самых плотных и загруженных трафиком районах города. Все эти пассажиры поехали бы на общественном транспорте, на велосипедах или пошли пешком. Другие результаты опросов пассажиров статьи высветили очевидные причины, почему люди выбирают такси, даже если оно стоит дороже общественного транспорта.
Конечно же, главная причина — это экономия времени. Не нужно останавливаться на остановках и пересаживаться на другие маршруты. Некоторые по этой причине вызывают такси даже если живут прямо рядом со станцией метро. Учёные выдвигают разные предложения, как бороться с засильем автомобилей в городах и с пробками. Один из вариантов — сужать дороги и уменьшать количество полос , вместо этого увеличивая количество платных парковок, высаживая деревья и прокладывая велодорожки в освободившемся пространстве.
Tags: автомобили такси Яндекс. Такси Uber дорожный трафик пробки бесплатные парковки. Hubs: Urbanism. Comments Анатолий Ализар alizar.
